Неточные совпадения
Я
слышал, как гончие
погнали дальше, как заатукали на другой стороне острова, отбили зайца и как Турка в свой огромный рог вызывал собак, — но все не трогался с места…
Да и то статский советник Клопшток, Иван Иванович, — изволили
слышать? — не только денег за шитье полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с обидой
погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом, будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком.
И она полетела к Катерине Николаевне. Мы же с Альфонсинкой пустились к Ламберту. Я
погонял извозчика и на лету продолжал расспрашивать Альфонсинку, но Альфонсинка больше отделывалась восклицаниями, а наконец и слезами. Но нас всех хранил Бог и уберег, когда все уже висело на ниточке. Мы не проехали еще и четверти дороги, как вдруг я
услышал за собой крик: меня звали по имени. Я оглянулся — нас на извозчике догонял Тришатов.
Объяснение это последовало при странных и необыкновенных обстоятельствах. Я уже упоминал, что мы жили в особом флигеле на дворе; эта квартира была помечена тринадцатым номером. Еще не войдя в ворота, я
услышал женский голос, спрашивавший у кого-то громко, с нетерпением и раздражением: «Где квартира номер тринадцать?» Это спрашивала дама, тут же близ ворот, отворив дверь в мелочную лавочку; но ей там, кажется, ничего не ответили или даже
прогнали, и она сходила с крылечка вниз, с надрывом и злобой.
Тогда Чертопханов, весь пылая стыдом и гневом, чуть не плача, опустил поводья и
погнал коня прямо вперед, в гору, прочь, прочь от тех охотников, чтобы только не
слышать, как они издеваются над ним, чтобы только исчезнуть поскорее с их проклятых глаз!
Я побежал вдоль увала и в это время
услышал за собой
погоню.
Весьма может быть, что бедный прасол, теснимый родными, не отогретый никаким участием, ничьим признанием, изошел бы своими песнями в пустых степях заволжских, через которые он
гонял свои гурты, и Россия не
услышала бы этих чудных, кровно-родных песен, если б на его пути не стоял Станкевич.
Меня и не тянула улица, если на ней было тихо, но когда я
слышал веселый ребячий гам, то убегал со двора, не глядя на дедов запрет. Синяки и ссадины не обижали, но неизменно возмущала жестокость уличных забав, — жестокость, слишком знакомая мне, доводившая до бешенства. Я не мог терпеть, когда ребята стравливали собак или петухов, истязали кошек,
гоняли еврейских коз, издевались над пьяными нищими и блаженным Игошей Смерть в Кармане.
Или скажет: «Прощайте! я на днях туда нырну, откуда одна дорога: в то место, где Макар телят не
гонял!» Опять думаешь, что он пошутил, — не тут-то было! сказал, что нырну, и нырнул; а через несколько месяцев,
слышу, вынырнул, и именно в том месте, где Макар телят не
гонял.
Говорят, что он рыдал нам ним, как над родным сыном;
прогнал одного ветеринара и, по своему обыкновению, чуть не подрался с ним и,
услышав от Федьки, что в остроге есть арестант, ветеринар-самоучка, который лечил чрезвычайно удачно, немедленно призвал его.
— «Слышу-с»… Дура. Иди вон! Я тебя
прогоню, если ты мне еще раз так ответишь. Просто «
слышу», и ничего больше. Господ скоро вовсе никаких не будет; понимаешь ты это? не будет их вовсе! Их всех скоро… топорами порежут. Поняла?
Но человек без языка шевельнулся на земле так, как недавно шевельнулся ему навстречу волк в своей клетке. Он подумал, что это тот, чей голос он
слышал недавно, такой резкий и враждебный. А если и не тот самый, то, может быть, садовый сторож, который
прогонит его отсюда…
От крика они разлетятся в стороны и исчезнут, а потом, собравшись вместе, с горящими восторгом и удалью глазами, они со смехом будут рассказывать друг другу о том, что чувствовали,
услышав крик и
погоню за ними, и что случилось с ними, когда они бежали по саду так быстро, точно земля горела под ногами.
Елпидифору Мартынычу князь не говорил об этом письме, потому что не знал еще, что тот скажет: станет ли он подтверждать подозрение князя в том, что его обманывают, или будет говорить, что княгиня невинна; но князю не хотелось ни того, ни другого
слышать: в первом случае пропал бы из его воображения чистый образ княгини, а во втором — он сам себе показался бы очень некрасивым нравственно, так как за что же он тогда почти насильно
прогнал от себя княгиню?
— Ну так
услышь! Знай это. A propos, encore un mot [Кстати, еще одно слово (франц.).]: вчера приезжал ко мне этот Елпидифор Мартыныч!.. — И Анна Юрьевна, несмотря на свой гибкий язык, едва выговаривала эти два дубоватые слова. — Он очень плачет, что ты
прогнал его, не приглашаешь и даже не принимаешь: за что это?
—
Слышал я… Его, дурака,
прогнать нужно, да — много знает он о семейном, нашем…
— Ну, врешь, врешь; да ты что думаешь, что я сержусь? Да наплевать; il faut que jeunesse se passe. [Надо же перебеситься (фр.).] He
прогнать же тебе его, коли он был прежде меня и ты его любишь. Только ты ему денег не давай,
слышишь?
— Ты вот что, — говорил мне дедушка Илья, — ты мужика завсегда больше всех почитай и люби слушать, но того, что от мужика
услышишь, не всем сказывай. А не то —
прогоню.
— Довольно… будет… — шептал генерал. — Зачем ты тогда подвел меня с генеральшей? Не был бы я теперь один… Что ж, она была молодая, я старик… я так бы ничего и не узнал… да и узнал бы после времени, так простил бы ее.
Слышишь: простил бы!.. Ах, Мишка, Мишка, отчего я тебя не
прогнал тогда.
Шратт. Все в порядке. (Смотрит на часы-браслет.) Один час ночи. (Надевает кепи и плащ.) До свидания, поручик. Вам советую не засиживаться здесь. Вы можете покойно расходиться. Снимайте
погоны. (Прислушивается.)
Слышите?
Купец, усадив отца Сергия на лавочку под вязом, взял на себя обязанность полицейскую и очень решительно взялся
прогонять народ. Правда, он говорил тихо, так что отец Сергий не мог
слышать его, но говорил решительно и сердито...
Я
слышу, как ропщут далекие волны,
Я вижу, как ветер
погнал облака.
Маменька ахнула, как
услышала об этом, а Лизанька просто испугалась, встревожилась и даже
погнала Васю.
Я
слышал, как это сердце билось, и чувствовал, что оно бьется для меня, меж тем как если бы оно было практичнее — ему никто не смел бы помешать воспользоваться своим правом биться еще для кого-нибудь другого, и при этой мысли я опять почувствовал Филиппа Кольберга — он вдруг из какого-то далека насторожил на меня свои смелые, открытые глаза, которых я не мог ничем
прогнать, — и только в ревнивом страхе сжал матушку и в ответ на ее ласки шептал ей...
Милица знала, чувствовала, что
погоня не замедлит помчаться за ней. Она уже
слышала ответные выстрелы за своей спиной,
слышала поднявшуюся сразу позади неё в селении суматоху и характерное гиканье, подбадривающее коней. Её лошадь, прекрасный быстроногий скакун, мчал ее с поразительной быстротой, возбуждаемый выстрелами через каждый определенный промежуток времени раздававшийся y него под ухом.
— Тише, тише, — пугливо озиралась она, —
услышит батоно-князь, плохо будет:
прогонят старую Барбалэ. Тише, ненаглядная джаным! Пойдем-ка лучше слушать соловьев!
Ко мне допустите, а коней не откладывать. Проучу скаредов да тем же моментом назад
прогоню.
Слышите?
В таких колебаниях страха и упования на милосердие Божье прошел месяц. Наступил февраль. В одну полночь кто-то постучался в ворота домика на Пресне, дворовая собака сильно залаяла. Лиза первая
услышала этот стук, потому что окна ее спальни были близко от ворот, встала с постели, надела туфельки и посмотрела в окно. Из него увидела она при свете фонаря, стоявшего у самых ворот, что полуночник был какой-то офицер в шинеле с блестящими
погонами.
В этой
погоне прошло много времени. Из сада мальчик выбежал в поле, быстро распутал ноги у одной из пасшихся на траве лошадей, вскочил на нее и умчался во всю прыть без седла и уздечки, держась за гриву лошади, прямо на глазах совсем было догнавшего его Степана. Последний охал и кричал, но эти крики разносил ветер, и оставалось неизвестно,
слышал ли их дикарь-барчук. Степану пришлось идти к старому барину и шепотом докладывать ему на ухо о случившемся.
Несчастная, угадывая злодейские над собою замыслы Фюренгофа, решилась в одну ночь бежать; но, успев только сползти из окна по стене,
услышала за собой
погоню.
— Ну иди, что ли, спать, тебе говорю! А то
прогоню, Бог свят,
прогоню! Мне двух целковых не жалко, а издеваться над собой я не позволю.
Слышишь, раздевайся! Думает, два рубля дал, так всю женщину и купил. Эка, царь какой выискался.